Рисунок акварелью (Повести и рассказы) - Страница 36

— Он с тобой? — спросил Никита Ильич.

— Да, спит в номере. Если ты не согласишься, я сегодня же уеду, и будь что будет.

Никита Ильич знал, что согласится, и все-таки как бы он хотел иметь несколько минут на размышление, чтобы в полной мере осмыслить все последствия своего решения, которое вовлечет в круг событий не только его одного, но и Никиту, и Елену!.. Он обрадовался появлению официанта, который принес в миниатюрных кастрюлечках подернутый тонкой пленкой застывшего жира жульен, но официант ушел слишком быстро, и Никита Ильич так и не успел обдумать все до конца.

— Я настаиваю, чтобы ты показалась здесь врачу. У меня есть знакомый онколог, молодой, но очень толковый. Я настаиваю на этом, — сказал Никита Ильич, продолжая тянуть время.

Людмила едва заметно пожала плечом.

— Не думай, что я хочу удостовериться в исходе твоей болезни, — спохватился Никита Ильич. — Просто мне кажется, что для тебя не все еще потеряно.

— Как хочешь. Но ты согласен?

Теперь уже нельзя было тянуть с ответом, и Никита Ильич как можно проще, словно никакого иного ответа и не могло быть, сказал:

— Да.

Людмила плакала теперь не вытирая слез и, кажется, не замечая их, и Никита Ильич не утешал ее — лишь поглаживал худую, с выпуклыми лиловыми венами руку, лежавшую на скатерти, и молчал.

Когда опять показался, виляя задом между столиками, официант с подносом — малый толстый и серый от постоянного недостатка свежего воздуха, — она даже не постаралась и от него скрыть свои слезы, как человек, для которого условности уже не имеют никакого значения.

Мужской разговор

Вечером Никита сразу заметил, что старик чем-то озабочен: он стоял у окна и пускал дым в форточку.

— Нам надо поговорить, малыш, — сказал он не оборачиваясь, когда Никита вошел в комнату.

И тот, подумав, что ему стало известно о вызове в милицию, поспешил перехватить инициативу в разговоре, чтобы не выглядеть перед стариком махинатором и трусом.

— Я был в милиции, старик, — сказал он. — Не волнуйся, все обошлось. Мне прочитали нотацию и пообещали оштрафовать. Начальник пресимпатичный дядька.

— Ты бодрячком, — усмехнулся Никита Ильич, — притворяешься?

— Да, старик. Мне скверно из-за того, что я доставил тебе лишние неприятности. Прости меня, пожалуйста.

— Ладно, похороним это. А на будущее все-таки попридержи свои нокауты для ринга, где штрафуют только на очки. Мы сейчас попали с тобой в переплет похлеще этого.

— Она приехала? — сразу догадался Никита.

— Да.

Наступила долгая пауза, во время которой Никита Ильич продолжал курить, а Никита сел в кресло, подпер подбородок кулаками и задумался. Но думать последовательно он не мог — обрывки каких-то неясных мыслей и даже не мыслей, а ощущений беспокойно проносились в нем, и только одно было для него очевидным: он не был готов к встрече с матерью и как поведет себя с ней, не знал.

— Мне надо увидеть ее? — спросил он наконец.

— Да, малыш.

Никита Ильич измял в пепельнице сигарету и, подойдя к Никите, сел рядом с ним на подлокотник кресла.

— Это неизбежно. Я сейчас все объясню тебе. Только возьми себя в руки и не будь тряпкой, слышишь?

— Да, старик.

— Она очень больна… смертельно больна… Держится из последних сил.

Никита весь сжался и, слыша свой голос словно издалека, спросил:

— Ей можно помочь?

— Кажется, нет, малыш. Она просит другой помощи. У нее есть маленький сын, твой… как он называется? Единоутробный брат, что ли. И она просит нас взять его, потому что этот… ее муж… геолог, о котором я говорил тебе, оказывается, несколько лет назад погиб при обвале в горах.

Никита снизу взглянул в лицо Никиты Ильича.

— Ведь ты уже обещал ей сделать это? Да?

— Да, малыш.

— Значит, так и нужно.

— Спасибо тебе.

Никита не спал в ту ночь. Не спал и Никита Ильич, но оба молчали, думая об одном и том же и каждый о своем. Несмотря на трагическое известие о болезни матери, Никита чувствовал какое-то облегчение, потому что после вечернего разговора вдруг исчезла та скованность, неловкость и отдаленность в отношениях со стариком, которые угнетали его в последние дни. И он смутно думал лишь о том, как встретится с матерью, что скажет ей, смущаясь уже не тем, что она его мать, а тем, что перед ним будет человек, заведомо обреченный на смерть.

"Как все будет теперь? Как все будет? — думал Никита Ильич, комкая у себя под головой душную подушку. — Малыш не помнит отца, но мать он будет помнить…"

Он не заметил, как назвал малышом уже не Никиту, а того, другого — малыша Ивана, — которого видел спящим на широкой гостиничной кровати, и так уже продолжал называть его в своих бессонных мыслях.

"Как же все будет теперь?"

Они с Еленой хотели пожениться, когда Никита уедет учиться в институт, но теперь это означало бы в глазах малыша Ивана измену его матери, и Никита Ильич только продолжал твердить свое "Как же все будет?", действительно не зная, как повернется теперь его жизнь.

"Будь сильным"

Людмила вышла из кабинета и кивком головы показала Никите Ильичу, что тот может зайти.

Садись, дорогой, — сказал врач, молодой грузин с тонкими усами и густо посыпанной серебром пружинистой шевелюрой. — Садись, будем говорить серьезно.

— Плохо, Резо?

— Ты диагноз знаешь?

— Она говорит…

Она все правильно говорит. Ока женщина сильная, будь и ты сильным.

— Неужели ничего нельзя сделать?